Будем как солнце. Книга символов - Страница 36


К оглавлению

36
Изобличают жадность к возбужденьям,
Изношенность душевной пустоты.  


Он все ж проснется к новым наслажденьям,
От полночи живет он до зари,
Среди страстей, неистовым виденьем. 


Но первый луч есть приговор «Умри».
И вот растет вторая часть картины
Вторая часть: их всех, конечно, три.  


На небе, как расторгнутые льдины,
Стоит гряда воздушных облаков.
Другое зданье. Пышные гардины.  


Полураскрыт гранатовый альков.
Там женщина застыла в страстной муке,
И грудь ее — как белый пух снегов.  


Откинуты изогнутые руки,
Как будто милый жмется к ней во сне,
И сладко ей, и страшно ей разлуки.  


А тот, кто снится, тут же в стороне,
Он тоже услажден своей любовью,
Но страшен он в глядящей тишине.  


К ее груди прильнув, как к изголовью,
Он спит, блаженством страсти утомлен,
И рот его окрашен алой кровью.  


Кто более из них двоих влюблен?
Один во сне увидел наслажденье,
Другой украл его — и усыплен. 


И оба не предвидят пробужденья.
В лазури чуть бледнеют янтари.
Луна огромна в далях нисхожденья.  


Еще не вспыхнул первый луч зари.
Завершена вторая часть картины.
Вампир не знал, что всех их будет три.  


На небесах, как тающие льдины,
Бегут толпы разъятых облаков,
У окон бьются нити паутины.  


Но окна сперты тяжестью оков,
Бесстыдный день царит в покоях зданья,
И весь горит гранатовый альков.  


Охвачена порывом трепетанья,
Та, чья мечта была роскошный пир,
Проснулась для безмерного страданья.  


Ее любил, ее ласкал — вампир.
А он, согбенный, с жадными губами,
Какой он новый вдруг увидел мир!  


Обманутый пленительными снами,
Он не успел исчезнуть в должный миг,
Чтоб ждать, до срока, тенью меж тенями.  


Заснувший дух проснулся как старик.
Отчаяньем захваченный мгновенным,
Не в силах удержать он резкий крик.  


Он жить хотел вовеки неизменным,
И вдруг утратил силу прежних чар,
И вдруг себя навек увидел пленным,—  


Увидев яркий солнечный пожар!

ГОРОДА МОЛЧАНЬЯ


В одной из стран, где нет ни дня, ни ночи,
Где ночь и день смешались навсегда,
Где миг длинней, но век существ короче.  


Там небо — как вечерняя вода,
Безжизненно, воздушно, безучастно,
В стране, где спят немые города.  


Там все в своих отдельностях согласно,
Глухие башни дремлют в вышине,
И тени - люди движутся безгласно.  


Там все живут и чувствуют во сне,
Стоят, сидят с закрытыми глазами,
Проходят в беспредельной тишине.  


Узоры крыш немыми голосами
О чем-то позабытом говорят,
Роса мерцает бледными слезами.  


Седые травы блеском их горят,
И темные деревья, холодея,
Раскинулись в неумолимый ряд.  


От города до города, желтея,
Идут пути, и стройные стволы
Стоят, как бы простором их владея.  


Все сковано в застывшем царстве мглы,
Печальной сказкой выстроились зданья,
Как западни — их темные углы.  


В стране, где спят восторги и страданья,
Бывает праздник жертвы раз в году,
Без слов, как здесь вне слова все мечтанья.  


Чтоб отвратить жестокую беду,
Чтобы отвергнуть ужас пробужденья,
Чтоб быть, как прежде, в мертвенном чаду.  


На ровном поле, где сошлись владенья
Различно-спящих мирных городов,
Растут толпою люди-привиденья.  


Они встают безбрежностью голов,
С поникшими, как травы, волосами,
И мысленный как будто слышат зов.  


Они глядят — закрытыми глазами,
Сквозь тонкую преграду бледных век
Ждет избранный немыми голосами.  


И вот выходит демон-человек,
Взмахнул над изумленным глыбой стали,
И голову безгласную отсек.  


И тени головами закачали
Семь темных духов к трупу подошли,
И кровь его в кадильницы собрали.  


И вдоль путей, лоснящихся в пыли,
Забывшие о пытке яркой боли,
Виденья сонмы дымных свеч зажгли.  


Семь темных духов ходят в темном поле,
Кадильницами черными кропят,
Во имя снов, молчанья, и неволи.  


Деревья смотрят, выстроившись в ряд,
На целый год закляты сновиденья,
Вкруг жертвы их — светильники горят.  


Потухли Отдалилось пробужденье.
Свои глаза сомкнувши навсегда,
Проходят молча люди-привиденья.  


В стране, где спят немые города.
36